После периода игры в недосягаемость правительство Германии согласилось поставить Украине танки «Леопард» — собственные и находящиеся на вооружении других стран НАТО. Оставим военным экспертам оценивать, как это повлияет на боевые возможности Украины и ход операций. Вопрос для нас в том, что это означает в политическом плане?
Германия и военная мощь — сочетание этих терминов не дает покоя многим европейцам уже как минимум полтора века.
«Немецкий вопрос», который касается места и роли Берлина на континенте, не раз приводил к крупным военным столкновениям до двух мировых войн. Вторая мировая война, казалось, решила эту проблему, упразднив единое германское государство и поставив его регионы под внешний контроль.
Вот почему воссоединение страны на рубеже 1990-х поначалу вызвало настороженную реакцию западных союзников Бонна, у которых были еще свежи воспоминания об амбициях большего «рейха». Ирония истории заключается в том, что именно советская Москва больше всех воодушевилась воссоединением.
Интересно, что корни нынешнего опасного кризиса европейской безопасности можно проследить до этого времени. Идея расширения НАТО возникла в контексте предоставления гарантий в случае объединения Германии. США, Франция, Великобритания, Италия, Западная Германия и ее более мелкие соседи считали (небезосновательно), что сохранение воссоединенной страны в военном блоке под руководством США сдержит любое гипотетическое желание однажды пойти своим путем.
Вашингтон, Лондон, Париж и Бонн думали, что Советский Союз будет противиться этому, но Кремль занял нестандартный подход и не возражал против сохранения Германии в НАТО. Однако оказалось, что распространение юрисдикции блока на территорию бывшей ГДР стало прецедентом для всего остального. Ведь в идейно-правовой базе был закреплен принцип права каждого государства самостоятельно выбирать членство в том или ином объединении. Путь от этого к вопросу о членстве Украины в НАТО был не мгновенным, но прямым.
Навязанный немцам после Второй мировой войны пацифизм предполагал, что Германия (сначала только Запад, потом весь) может и должна быть образцовым союзником внутри военного блока, но не будет играть ведущую роль. Так было и после «холодной войны» — операции в Югославии и Афганистане, в которых участвовал бундесвер, не были инициированы Берлином, и его участие было несколько сдержанным.
Позиция «времена изменились», озвученная канцлером Олафом Шольцем в феврале 2022 года, подразумевала начало новой эры, и в то же время были обещаны крупные инвестиции в модернизацию обороны. Однако на фоне всеобщей экзальтации, особенно восточноевропейской, Берлин сохранял неспешный темп. Его союзники ворчали, но до определенного момента большинство из них также старались действовать достаточно осторожно, чтобы не спровоцировать эскалацию. Однако с осени все ограничения, кажется, были сняты — особенно в Вашингтоне и Лондоне (в Варшаве их никогда не было), но и в более широком смысле: цель победить Россию в военном отношении была сформулирована прямо и на всех уровнях.
Здесь Германия оказалась перед решающим выбором, конкретным проявлением которого был танковый план. Учитывая господствовавшие в западном блоке настроения, сразу было понятно, что Берлин не сможет противодействовать переброске танков «Леопард». Заминкой, вероятно, стало осознание того, что решение Германии качественно усилит ее участие в конфликте и откроет путь для дальнейшего наращивания вооружений. Следующая встреча контактной группы в Rammstein уже получила название «воздушной». Чем более совершенную технику отправят в Киев, тем больше вероятность того, что его силы уже не смогут обслуживать военную технику.
Если вспомнить прямую линию от условий объединения Германии к предпосылкам нынешнего кризиса, то вывод парадоксальный.
33 года назад НАТО считалась самой надежной гарантией против гипотетического возрождения воинственности Германии.
Однако членство в блоке является основной причиной все более активного участия Берлина в военном конфликте. С точки зрения Запада опасности нет, потому что Германия действует не по собственной инициативе, а в русле общей тенденции. Но это в теоретическом смысле.
А Польша, которая открыто враждебна Германии? Не говоря уже о Франции, где историческая идентичность во многом сформирована рассказами о последствиях перевооружения немецкой армии? Можем ли мы говорить о прочном и самоуверенном единстве?
Исход украинского кризиса сейчас никто не осмеливается предсказать, слишком много разных обстоятельств. Но его преобразующее влияние на все аспекты европейской безопасности неоспоримо. Непосредственные участники драмы проявятся иначе, и чем глубже вовлеченность, тем значительнее будут изменения. И если США, как всегда, имеют преимущество в виде физической дистанции и возможности переложить большую часть расходов на своих союзников, то на линии Москва-Киев-Варшава-Берлин-Париж, скорее всего, произойдут качественные изменения. И у каждого будет своя стратегия.
Уже не осталось в живых тех, кто закладывал основы «новой Европы», как она называлась в Хартии 1990 года. Справедливо сказать, что они были бы удивлены результатом.
